| Всё, что тебя касается.
Эта история начиналась, как один из тех романтических фильмов, которые так отлично идут под шоколадное мороженное пятничным вечером. Ещё бы! Высокий, сильный, уверенный в себе Клиф Миллер, естественно, плохой парень и самая неподходящая компания для молоденьких неопытных девушек, попался на глаза чрезмерно впечатлительной Мойре Кемпбелл, воспитанной в приличной семье, где принято благодарить бога, взявшись за руки, перед каждой трапезой. Искра. Буря. Безумие… Особенно много оказалось именно последнего, ибо Клиф не собирался успокаиваться и становиться примерным семьянином, а положительный тест на беременность его совершенно не обрадовал. Однако розовые очки Мойры не так-то просто оказалось разбить, ибо в итоге за этим ударопрочным бронированным стеклом она укрывалась почти до самого последнего мгновения собственной жизни. В общем, удача отвернулась от Чарли в тот самый момент, когда его будущая мать решила идти за своим любимым на край света в тот самый шалаш, который должен был стать ей Раем. Жениться, кстати, Клиф так и не подумал, и на этом моменте ещё не родившийся Чарли лишился своего второго шанса на спасение – чета Кемпбелл такого поведения дочери не поняла, а та решила оборвать с ними всякую связь.
И на первый, и на второй, и на все последующие взгляды земля обетованная впечатления никакого не производила, а шалаш из фигурального выражения становился вполне себе физическим воплощением. Ветер слепой любви унёс Мойру в Вурабинду, где белое население легко можно было пересчитать по пальцам. Клиф Миллер всегда хотел обзавестись собственной станцией и выращивать отару овец, а вот работать для этого в поте лица не хотел, поэтому всё его имущество давно сливалось с пейзажем, несмазанные двери скрипели, а несколько голов скота, наверно, научились питаться пылью, раз продолжали упорно выживать в подобных условиях. С существованием под боком Мойры он смирился и даже привык, что рубашки стираются сами, ужин всегда горячий, а дом вроде как стал вполне уютным. Его юношеский задор потеснился и уступил место брюшку и залысинам как-то так быстро и незаметно, что Клиф и сам уже не помнил, когда покорял цыпочек одним взглядом из-под солнечных очков. Вполне возможно, истина крылась в глазах смотрящего, а Мойра своего «мужа» просто обожествляла. Сама она быстро забыла свои давние привычки и полностью растворилась в настоящей жизни и человеке рядом с ней. А тому это довольно быстро наскучило. Домработница – да, любимая женщина – вряд ли он вообще её когда-то любил.
Стоит ли говорить, что Чарли родился не в оазисе, куда ангелы небесные спускались, только бы на него посмотреть. Отец его не любил изначально, а на первых парах ещё и раздражался бесконечным воплям из детской. У матери чувств же хватало только на одного единственного человека, и даже его продолжение не способно было хоть ненадолго перетянуть на себя внимание. До определённого момента Чарльз Миллер рос, как растёт в поле трава. Первые пару лет его жизни вполне можно считать самыми счастливыми, ведь всё познаётся в сравнении. Как только ему можно было доверить какие-то дела – они свалились на ребёнка. В школу Чарли вообще попал по чистой случайности, ибо Мойра, пусть и записала его под фамилией отца, но законом с ним связана никак не была, а потому числилась матерью-одиночкой, которой полагались пособия. А чтобы их платили исправно, Клиф и отправил пацана в школу, хотя в такую дыру как Вурабинда органы опеки из Рокгемптона вряд ли бы заглянули. Однако посещение уроков от домашних обязанностей Чарли вовсе не освобождали, и, естественно, он редко всё успевал. Учился еле-еле, спасала только любовь к чтению, потому что в книгах текла абсолютно другая жизнь, какая-то инопланетная и ненастоящая.
Настоящая же радовать не спешила. Дела фермы приходили в упадок, Мойра окончательно себя запустила, Клиф потихоньку начинал винить во всех своих неудачах окружающих, начиная от правительственных заговоров, заканчивая своей «женой». Разве что, до правительства ему никак нельзя было добраться, а Мойра всегда находилась под рукой. И рука это со временем стала весьма тяжёлой. Естественно, Чарли доставалось тоже, а иногда и в первую очередь. Глядя в травмпункте на мать, которая с недрогнувшим лицом убеждала медсестру, что мальчик просто упал или наткнулся на дверь, он и не думал спорить или что-то доказывать. Слишком мало лет ему было. А потом начал говорить так сам. Не понимал, почему и зачем, но говорил и интонацией заезженной пластинки, на которую кто-то давным-давно сделал запись. Если не маме верить, то кому? Чарли для себя ответа на этот вопрос не нашёл и на время перестал его себе задавать. В конце концов, дома ему чётко и ясно указывали на его место, которое в пищевой цепочке находилось где-то на уровне планктона. А из-за его скрытного характера, довольно скудной поношенной одежды и плохой успеваемости в школе он не оброс друзьями, способными показать ему его же собственную значимость хоть для кого-то. Дети могут быть очень жестоки. Учителя жестокими не были, однако низкооплачиваемая работа в такой жопе мира сама по себе взрастила в них некое равнодушие, помогающее не видеть того, чего видеть вовсе не хочется. В такой ситуации ему несложно было поверить: всё, что с ним происходит – нормально. Так, как и должно быть. | |
